Удивительно трогательная история про барабан. О мечте всех мальчишек

Грамматическая и семантическая

характеристика

§ 2396. Предложения типа Трудиться - доблесть строятся по схеме Inf - N1. Позиция подлежащегоинфинтива заполняется любым глаголом, позиция сказуемого - существительным с оценочным, квалифицирующим значением или сочетанием с таким значением (нелепость, глупость, стыд, ошибка, заблуждение, удовольствие, радость, горе, счастье, доблесть), а также словами дело, задача, долг, труд, удел, судьба, цель, обязанность, мечта и под.

Как правило, с определителями: Слушать этого певца - наслаждение; Найти себя в жизни - счастье; Быть моряком - занятие, достойное мужчины; Быть в движении - естественное состояние для детей; Раскапывать курганы - привилегия ученых; Объездить мустанга - высшая аттестация для ковбоя; Началась весна, мука была извозчикам нырять на колесах по ухабам грязных улиц, мука мужикам тащиться на розвальнях по базару, по мокрому навозу! (Бунин); Он говорил о лете и о том, Что быть поэтом женщине - нелепость (Ахм.); Быть веселой - привычное дело (Ахм.); Искать друзей в будущем - удел одиночества (Леон.); Уметь делать сальтомортале было предметом моих мечтаний (Олеша); В грозы, в бури, в житейскую стынь, При тяжелых утратах И когда тебе грустно, Казаться улыбчивым и простым - Самое высшее в мире искусство (Есен.); Убийство зовет убийство, Но нечего утверждать, Что резаться и рубиться - великая благодать (Асеев); Енисей станет больше работать заодно с человеком. Носить на себе только пароходы, бревна и баржи - легкий труд (Сарт.); Служить закону - высокая честь (газ.).

§ 2397. Парадигма шестичленна.

Комментарий к парадигме.

1) Во всех неисходных формах в сказуемом им. п. нормально чередуется с тв. п.; стилистические различия почти полностью стерты; в книжной речи можно, однако, констатировать некоторое преобладание формы тв. п.

2) При образовании формы побудит. накл. обычен перенос побудительного значения в значение желательности: Пусть будет делом чести - Клянемся в этот вечер! - Идти с другими вместе Опасности навстречу!. (Светл.); О сердце, склонное к порывам, Пусть будет мужеством твоим В поступках быть красноречивым, А в обожании - немым (Тушн.). Регулярностью таких переносов объясняется отсутствие в парадигме формы желат. накл. (грамматически образование этой формы возможно, но в употреблении не фиксируется).

3) При занятости позиции сказуемого существительным жен. р. во всех неисходных формах имеет место колебание родовой формы служебного глагола быть (только при форме им. п.): Летать была/было его мечта/было его мечтою; Летать была бы/было бы его мечта/было бы его мечтою.

4) Нормальным положением служебного глагола и частиц по отношению к главным членам предложения является положение, показанное в парадигме.

§ 2398. Регулярные реализации со связками (связочными образованиями) и с полузнаменательными глаголами.

1) Регулярные реализации со связками и связочными образованиями. а) Со связкой это - без какихлибо ограничений: Слушать его - это наслаждение; Летать - это его мечта; Дать обмануть себя - это позор. При возможном вынесении связки (это, вот это) в начало предложения имя и инфинитив меняются местами: Это наслаждение - слушать его; Это проблема - дозвониться (ср. § 2338). б) Со связкой это и есть - при подчеркивании полного совпадения ((это именно то самое)): Летать - это и есть его мечта. Связка это и есть не принимается предложениями, в которых имя или именное сочетание в сказуемом имеет местоименный (указательный) характер: трудная, опасная вещь; разные вещи; одно дело... другое дело; не мое дело; последнее дело; долгое дело; гиблое дело (разг.); обычное дело, не то что...; почти никогда не вводится связка это и есть при сказуемом - имени с оценочным значением: вздор, нелепость, глупость, ерунда, срам, мука, одно (сплошное) удовольствие, напрасный труд. в) Со связкой есть (с теми же ограничениями, что и для связки это и есть) - в логизированной, книжной или высокой речи, для подчеркивания полного тождества: Найти себя есть счастье; Ратовать за нашу мораль есть долг сатиры; Думать так есть величайшая ошибка; Радовать читателя «красивыми переплесками слова» не есть цель творчества (Цвет.); Он рано понял, что петь и плясать - есть тот же труд, как в колхозе, за который могут накормить или приласкать (В. Золотухин). г) Со связочным вот - при значении идентичности в сочетании с указательностью: Летать - вот его мечта. Связочное вот не вводится, вопервых, в случае явной местоименности, собственно указательности именного компонента (см. выше, п. «б»), вовторых, при наличии отрицания при имени.

2) Реализации с полузнаменательными глаголами стать, становиться, оказаться, оказываться, казаться, показаться, со связочным глаголом являться (последний - только с тв. п., при значении идентичности, но не при значении оценки и не при местоименном характере имени в сказуемом): Сломать дерево является (стало, оказалось, кажется) преступлением; Водить комбайн - стало (становится, оказывается, кажется) нелегким делом; Дать обмануть себя кажется позором; Сказать «прости» чемунибудь Душе казалося утратой (Фет).

§ 2399. При распространении по правилам присловных связей для формирования семантической структуры существенно распространение именисказуемого формой с субъектноопре-делительным значением: Грушницкого страсть была декламировать (Лерм.); Бичевать пороки - долг сатиры; Предложить новое решение - дело конструктора (/чье). Такое распространение так же, как и субъектная детерминация (см. ниже), относит все сообщение к субъекту как к носителю состояния или отношения.

Обстоятельственная детерминация для таких предложений малохарактерна; обычно это временные квалификаторы: И что за вздор сходиться на опушке И рисковать в наш просвещенный век! (Сельв.); В курьерский век, в ракетный век Такая роскошь - быть неторопливым! (Л. Куклин); В субботу ночью это большая проблема - дозвониться до совхозов (газ.); Ну, вымыть пол было и всегда его первой обязанностью, правда, очень для него неприятной (Сарт.).

Субъектная детерминация в этих предложениях представлена широко; ряды таких детерминантов разнообразны, причем условия функционирования того или другого ряда не всегда поддаются строгой регламентации (см. об этом § 2025): для кого - со знач. субъекта оценивающего или воспринимающего: Для него воспитывать и наказывать - разные вещи; Для него никуда не торопиться - уже роскошь; Для нас трудиться - доблесть; кому - для кого со знач. субъекта состояния: Медведю/для медведя заснуть без жира под кожей - последнее дело; Водителям/ для водителей ездить по этой дороге - мука; Школьнику/для школьника сломать дерево - это не шалость; Погибнуть охотнику от зверя - смерть законная и даже почетная (Тендр.; /для охотника); кому - у кого - для кого - со знач. субъекта ситуации: Ученым замораживать и размораживать живую ткань - проблема (журн.: /у ученых/для ученых).

Нормальна мена субъектных детерминантов и присловных распространителей: у кого/кого/чей: У нее первым побуждением было помочь дочери (/первым ее побуждением); для кого - у кого - кого/чей: Для тебя/у тебя спорить - просто привычка (/твоя привычка); кому - у кого - кого/чей: Ей/ для нее радость - раздавать тепло, дарить счастье (/ее радость); кому - у кого - для кого - кого/чей: Детям/у детей/для детей быть в движении - естественное состояние (/естественное состояние детей).

Для этих предложений характерна также субъектнопространственная детерминация: В селе (на селе/для села/селу) удержать молодежь - проблема.

§ 2400. Семантика схемы - «отношение между отвлеченно представленным действием или процессуальным состоянием и его предикативным признаком - квалификацией». На этом базируется семантическая структура конкретных предложений: квалификация может быть представлена как качество, способность к чемун., либо как оценка (см. примеры в § 2396).

Во всех случаях субъектной и субъектнопространственной детерминации, так же, как при распространении присловными формами с субъектным значением, вся часть предложения, следующая за распространителем, оказывается сообщением о состоянии субъекта, о его отношении к чемул., о его свойстве; ср.: Ехать туда - мука (езда туда мучительна) и: Ему/ для него ехать туда - мука (ему мучительно туда ехать); аналогичны семантические изменения в случае: Видеть его - радость (видеть его радостно) и: Для нее/ей видеть его - радость (она рада его видеть). О таких семантических изменениях см. § 1969.

Среди формальносемантических соотношений с предложениями другой грамматической организации наиболее регулярны соотношения с предложениями типа Трудиться - почетно (см. § 2412). Такие соотношения нормальны: 1) в случаях местоименности имени или именного сочетания в сказуемом: Строить - привычное дело - Строить привычно; Убеждать его - напрасный труд - Убеждать его - напрасно; Идти туда одному - опасная вещь - Идти туда одному - опасно; 2) в случаях качественнохарактеризующего значения имени, при наличии его словообразовательной связи с соответствующим наречием: Женщине/для женщины быть полководцем нелепость - нелепо; Пасовать перед трудностями стыд - стыдно.

О таких предложениях, как Купить цветы - это несколько минут, Разносить почту - это семь часов на ногах, см. § 2409.

Порядок слов

§ 2401. Подлежащее предшествует сказуемому, если подлежащее служит темой, а сказуемое - ремой: Без умолку говорить... // было его истинной страстью (Бунин); Получить такую записку, когда знаешь, что любишь, любишь единственно, неизлечимо, - удар (Пауст.); Пить чай из стакана для него // пытка (К. Чук.); Проанализировать литературные отношения Пушкина и Тютчева - задача этой статьи (Тын.); Править пьесу - чрезвычайно утомительное дело (Булг.); Вот почему ограничиться во внутренней политике одними проектами // было бы непростительным преступлением (Кавер.); Ступать по этой... драгоценной земле // уже было блаженство! (А. Цветаева).

Предложения, в которых подлежащеетема предшествует сказуемомуреме, отвечают на вопрос: «чем является или чем характеризуется (как может быть охарактеризовано) действие, названное инфинитивом?».

Экспрессивные варианты образуют только такие предложения, в которых сказуемоерема имеет качественнохарактеризующее значение; при этом перед сказуемым часто появляется указательное слово это: Удивительно приятное занятие лежать на спине в лесу и смотреть вверх! (Тург.); Он говорил, что это гадость так поступать (Л. Толст.); Какое это огромное счастье любить и быть любимым, и какой ужас чувствовать, что начинаешь сваливаться с этой высокой башни! (Чех..); Разумеется, это не шутка - остаться молодой женщине совершенно одной в глуши, с кучей детей (Пришв.); Великое искусство - понять вот эту самую древность (Пауст.); Казалось кощунством бросить окурок в эту первозданную чистую траву (Песк.).

При вынесении указательного слова это в препозицию образуется особая экспрессивная конструкция с повтором темы, называемой дважды: предвосхищающим местоимением это перед ремой и инфинитивом - после ремы (ср. § 2338).

§ 2402. Прилагательное при существительномсказуемом может быть в качестве ремы вынесено на последнее место в предложении. Такая актуализация обычна при имени, выполняющем указательную функцию (дело, вещь, занятие и под.). Прилагательное в таких случаях несет на себе основную информативную нагрузку: Анализировать свое творчество - дело почти невозможное (В. Яхонтов); Ждать от писателей объяснений относительно их вещей - дело бесполезное (Пауст.); Еще недавно, в пятом классе гимназии, я увлекался Писаревым. Громить Пушкина было занятием, удивлявшим меня своей легкостью (Кавер.). Такие предложения отвечают на частичный диктальный вопрос: «какое это дело - анализировать свое творчество?».

В экспрессивных вариантах прилагательное в составе сказуемого может быть расположено и в препозиции и в постпозиции по отношению к существительному: Нелегкое дело - ловить птиц ранним утром и Дело нелегкое - ловить птиц ранним утром. Постпозитивное прилагательное выделяется интонационным центром; при препозиции прилагательного интонационный центр, как правило, приходится на существительное. В разговорной речи прилагательное может перетягивать на себя интонационный центр: Нелегкое дело - ловить птиц ранним утром.

§ 2403. Сказуемое предшествует подлежащему, если сказуемое служит темой, а подлежащее - ремой: Мечтой его детства было // иметь сенбернара (Купр.); Здесь самым сильным полемическим оружием будет... // использовать приемы противника (Тын.); Нашей задачей до сих пор было // иллюстрировать различие точек зрения (Б. Успенский); То, что происходило в поле, было для Павла чужим, а своим, кровным - сыграть свадьбу, пока не уехал брат (Нагиб.).

Предложения, в которых тема - сказуемое, выраженное существительным в тв. п., предшествует реме - подлежащему, выраженному инфинитивом, отвечают на вопрос: «в чем заключалось, будет заключаться данное, названное существительным действие, явление, свойство?». Сказуемое в таких предложениях обычно определяется словом, указывающим на связь с предшествующим контекстом: Первым ее движением было...; Нашей задачей было...; Мечтой его детства было... Поэтому предложения со сказуемымтемой и подлежащимремой обладают большей степенью конситуативной обусловленности по сравнению с предложениями с подлежащимтемой и сказуемымремой.

Спасибо ему за чудную историю!

Нет такого нормального ребенка, который не мечтал бы в детстве иметь барабан. Взрослые, конечно, скажут, что ребенок, имеющий барабан, имеет этим барабаном... Много они понимают, эти взрослые. Я рос нормальным ребенком. И такая мечта у меня была. С ней я и вырос. Правда, без барабана. Но кто сказал, что мечта умерла? Как сказал поэт: «она затаилась на время».
Три или четыре года спустя, после рождения сына, мечта дала о себе знать. К тому времени их уже было две. У меня и у сына. И обе воспалились. В ответ на слезную просьбу ребенка приобрести барабан, жена, глядя мне в глаза, высказалась в том смысле, что барабан купить можно, но барабанить ребенок будет только над ее трупом. Нет, конечно, если я твердо решил купить это орудие убийства, то... Мы отступили, роняя скупые мужские и щедрые детские слезы. Пару-тройку раз сыну давали побарабанить друзья во дворе, причем бабушка его друга Витьки хотела даже отдать Валере барабан насовсем, но эта попытка была пресечена бдительной супругой. Один раз, ребенок отвел душу с казенным барабаном на новогоднем утреннике в детском саду, поскольку мама неосторожно сшила ему костюм зайца, но разве это могло быть воплощением мечты...
Затаившаяся мечта, однако, упорно ждала удобного случая. И он настал. В тот день жена уехала в однодневную командировку в Москву, а мы с сыном остались на хозяйстве. В списке необходимых покупок, среди картошки, сахара и подсолнечного масла оказался... нет, не барабан. Калькулятор. Надо сказать, что магазин, торговавший калькуляторами, имел еще и отдел детских игрушек. Так что, пока я глазел на калькуляторы, сын времени даром не терял и отправился в соседний отдел. Там и произошла их встреча. Его и мечты. Мечта была изумрудного цвета, расписанная по жестяному боку зайцами и волками из мультфильма «Ну погоди!». Разноцветный ремешок имел золотую пряжку для подгонки по росту юного барабанщика. Палочки... Да что там говорить. Ребенок знал, что нельзя. Он и не просил. Просто стоял и смотрел, открыв рот. С глазами, полными слез. Пожилая продавщица за прилавком, казалось, вот-вот тоже смахнет слезу, глядя на него. Наверное, если бы он плакал, даже кричал и бросался на пол, то я бы устоял. Но он выбрал единственно правильную тактику. Я сделал последнюю попытку - напомнил ему о том, что есть обстоятельства непреодолимой силы, которые... Ребенок всхлипнул так, что я пришел в себя только тогда, когда продавщица спросила: «Вам упаковать в коробку или так понесете?». Странный вопрос.
Выйдя из магазина, я сказал сыну:
- Давай договоримся. Ты будешь барабанить только тогда, когда мамы не будет дома. Все остальное время барабан будет спрятан в надежном месте. Согласен?
- Да, пап, - ответил счастливый сын.
- Точно обещаешь?
- Точно-точно.
- Тогда начинай барабанить прямо сейчас, чтобы успеть набарабаниться до маминого возвращения.
И сын стал барабанить. К своему дому мы подошли с грохотом сводной роты суворовцев на военном параде. Потом ребенок барабанил за обедом, сидя на горшке после обеда и еще немного, после того, как. За это время моя детская мечта осуществилась, как минимум, раз пять, и скончалась оглохшая и пресыщенная. Его же, судя по тому азарту, с которым он барабанил, была живее всех живых. До приезда жены оставалось менее часа. С немалым трудом, отклеив сына от барабана, я стал думать, куда бы спрятать улику. Вообще-то я тугодум, и в ситуациях, когда надо быстро принимать решение, как правило, принимаю единственно неправильное. Этот раз не был исключением. Почему-то я решил, что лучше всего спрятать барабан под нашей кроватью, среди коробок с зимней обувью. Нашел пустую коробку, положил в нее барабан, прикрыл старыми газетами и задвинул подальше в пыльную темноту. За всем этим внимательно наблюдал безвременно обезбарабаненный сын.
Раннее утро следующего дня было субботним. Сквозь сон я услышал какое-то шебуршанье и пыхтенье рядом с кроватью. Потом кто-то чихнул. Открыв глаза, я увидел торчащие из-под кровати голые детские ноги. Случилось то, что должно было случиться - ребенок пришел воссоединиться со своим барабаном. Сон как рукой сняло. Немедленно вытащив пыльного барабашку за ноги, я отвел его в другую комнату и стал трагическим шепотом увещевать. Увещевался он из рук вон плохо. Даже норовил вырваться из этих самых рук и устремиться к месту захоронения барабана. Поняв, что я не выпущу его из комнаты, он стал меня уговаривать: «Папочка, я побарабаню совсем чуточку, совсем тихонько. Мама же все равно спит! Когда она проснется, я сразу перестану!». Такая перспектива обрадовать меня никак не могла. Что же касается спящей жены, соседей… Пришлось нарушить устав молодого отца и дать мучителю две шоколадных конфеты до завтрака. У ребенка в таком возрасте голова маленькая - в ней нет места для нескольких мыслей сразу. Либо барабан, либо шоколадная конфета. Две конфеты могут вытеснить из детской головы не только барабан, но даже рояль. Так мне казалось.
Через час, когда запахи гренок и кофе из кухни стали оглушительнее звона любого будильника, жена велела мне умыть ребенка и приходить завтракать. Сын нашелся в нашей спальне. Он сидел на полу, с лицом, перемазанным до пупка шоколадом, рядом с кроватью, и задумчиво катал пожарную машину. Я попытался отвести ребенка умыться, но... попробуйте отогнать сенбернара от того сугроба, под которым он нашел альпиниста. Я посмотрю, как у вас получится. Мы стали препираться. Сообразительный ребенок предложил мне отвести маму погулять хотя бы на часок. А он тем временем... В ответ я пообещал ему дать по тому месту, на котором он так упорно отсиживался. И немедленно сдержал обещание. На шум пришла жена. На вопрос «что случилось?» мы оба не смогли дать вразумительного ответа. Начался допрос. Пока я охотно каялся в том, что дал конфеты не вовремя, не в таком количестве и вообще не тому, кому следовало бы... того, кому не следовало бы, как гвоздь магнитом втянуло под кровать. Вытаскивала его уже мама. Вместе с магни..., то есть с обувной коробкой, в которой лежал... В это мгновение как наяву я увидел перед собой картину - арена цирка, посреди которой стоит шпрехшталмейстер и громовым голосом объявляет «А сейчас - смертельный номер!». И раздается леденящая душу барабанная дробь...
После завтрака приехала моя мама. Мы обещали отдать бабушке и дедушке внука на выходные. Жена собрала Валеру в дорогу. Уже прощаясь, и вручая бабушке сумку с детскими вещами, она обронила:
- Там, у Валеры кое-какие игрушки. Пусть у вас ими играется. Можно не привозить обратно. Мы уж и так не знаем, куда их складывать.
- Да, мам - сказал я, - у тебя дома, кроме свистка милицейского и поиграть толком нечем. А тут... ну... веселей, вобщем.
Сын стоял молча.

Сегодня сыну исполнилось тридцать три года. У него есть гитара, виолончель, планшет, смартфон, холодильник и множество других нужных и полезных вещей, но барабана уже нет. Такие дела.

Если бы сенбернар вдруг превратился в человека, это был бы образец, идеал человечности, обличающий недостатки всех прочих одним своим существованием. Порода собак сенбернар – это мудрая дурашливость, добро с кулаками, острый ум и природная скромность. При всем великолепии сенбернар не спешит выпячивать собственные достоинства, поддерживая и оберегая всех, кто в этом нуждается.

В 1050 году на месте развалин древнего храма был возведен монастырь – приют и убежище для путников, отважившихся преодолеть перевал Мон Джу. На границе Италии и Швейцарии, в объятиях альпийских гор, путешественники сталкивались с порой непреодолимыми силами – ледяные дожди, непроглядный туман, острые каменные обрывы и провалы, снежные лавины.

Делом всей жизни архидьякона Бернарда де Ментона было основание, финансовая и духовная поддержка монастыря. После смерти Бернард Аостийский был причислен к лику святых, а его именем назвали не только собак, но и сам монастырь и два перевала – Большой и Малый Сен-Бернар. История породы сенбернар тесно связана с историей приюта-хосписа, существующего и поныне благодаря пожертвованиям верующих.

Предки сенбернаров, жившие при монастыре тысячелетие назад, мало походили на сегодняшних любимцев миллионов. Например, легендарный Барри, спасший 40 человек за 12 лет жизни, был вдвое легче нынешних мохнатых гигантов. Описание породы сенбернар, близкое к современному, относится лишь к середине XIX века. Предки сенбернаров укрупнились и обзавелись мохнатыми шубами после прилития кровей ньюфаундлендов. Это была вынужденная мера: зимой 1830 года, в результате аномально низких температур, почти все монастырские собаки погибли.

Будущих четвероногих спасателей готовили к работе два года. Обученная собака улавливала запах человека за полкилометра и чуяла погребенных заживо путников сквозь пятиметровый слой снега! Работали группами: пока две собаки откапывали и согревали человека, остальные бежали к монастырю, привлекали внимание монахов и отводили их к спасенному путнику. Многовековая история породы сенбернар стала известна миру после вязок монастырских собак с косматыми ньюфаундлендами. Щенки, унаследовавшие богатую шубу, хуже справлялись с работой: длинная шерсть быстро намокала и покрывалась сосульками, сковывая движения собаки. Монахи нашли выход: короткошерстные щенки оставались в приюте, а косматых малышей дарили паломникам и путешественникам.

Преодолев Альпы, сенбернары легко и надолго завоевали сердца обывателей. Про добродушных гигантов снимают фильмы, им посвящают стихи, в их честь возводят памятники. И хотя обзавестись столь массивным другом решаются очень немногие, в «лицо» сенбернара знают все.

Читайте также: Доберман: история, характер, стандарт и особенности содержания (+ фото и видео)

Внешний вид

В первую очередь обращаешь внимание на размеры: минимум 65 и 70 см. в холке, максимум 90 см., стальные мышцы, огромная голова и пасть, в которой легко помещается кулак взрослого мужчины. Прямая спина, широкая грудь, мощная шея, сильные мощные лапы – просто невозможно смотреть без восторженного придыхания на собаку такой конституции и столь внушительных размеров. А стандарт породы сенбернар будто подшучивает над людьми, робеющими перед гигантом: рост в холке не ограничивается, если пес отлично сложен. Главное, чтобы собака, не обращая внимания на огромный вес, легко двигалась и была способна, как и ее древние предки, карабкаться по скалистым утесам и пробираться сквозь метровые пласты снега.

Большое внимание уделяется форме головы: широкий лоб, выраженные надбровные дуги, висячие толстые уши среднего размера, широкая морда и открытая, чуть угловатая широкая мочка носа – собака должна свободно дышать, без хрипотцы и одышки. И очень важно, чтобы порода собак сенбернар не напоминала складчатое нечто: веки, брыли, складки на морде и голове, подвес на шее не должны слишком свисать. Толстая кожа, хоть и свободно, но обтягивает корпус, не образуя чрезмерно отвислых тяжелых складок.

Косматого сенбернара украшают «штаны», «воротник» и хорошо обросший густой шерстью хвост. Шерсть длинношерстного и короткошерстного сенбернара должна быть прямой, не извитой. Шерстинки на ощупь жестковатые, толстые, плотно прилегающие. Окрас один: нижняя часть тела, горло и грудь, лапы, кончик хвоста и проточина на голове белые, а верхняя часть насыщенного желтоватого или рыжего оттенка.

Читайте также: Бельгийская овчарка Малинуа: история, окрас, характер и особенности содержания (+ фото)

Характер и дрессировка

Рассуждая о нраве этих собак, описание породы сенбернар невольно ассоциируешь с их родиной. Мягкий и податливый, как швейцарский сыр. Нежный и шелковистый, как швейцарский шоколад. Надежный и незыблемый, как швейцарский банк. Точный и безотказный, как швейцарские часы. Название породы удивительно подходит этим собакам. «Сен» – святой. А имя Бернард толкуют как отважный, сильный медведь.

Сенбернар – не боевая машина! Внушительный размер и грозный рык отпугнет нарушителя, но натаскивать этих собак по системе ЗКС, искусственно развивать в них злобу и агрессию недопустимо. Сенбернары от природы настроены дружелюбно, предпочитают анализировать ситуацию и предупреждать, а не атаковать. Ломать психику нежного философа неразумно и опасно.

Если владелец хоть немного понимает психологию собак, с воспитанием «малютки» не возникнет проблем. Сенбернары удивительно логичны, прямолинейны и открыты. Они легко усваивают необходимые навыки, не проявляя излишнего доминирования. Они привязаны к семье, искренне и открыто любят владельца. Общепринятая характеристика породы сенбернар, как абсолютно безопасной семейной собаки, конечно, не слишком правдива. Они нуждаются в воспитании и дрессуре не меньше, чем другие собаки. Но сенбернары действительно сдержаны по отношению к детям, посторонним и домашним зверушкам.

День 23 апреля был для Ромашова очень хлопотливым и очень странным днем. Часов в десять утра, когда подпоручик лежал еще в постели, пришел Степан, денщик Николаевых, с запиской от Александры Петровны. «Милый Ромочка, — писала она, — я бы вовсе не удивилась, если бы узнала, что вы забыли о том, что сегодня день наших общих именин. Так вот, напоминаю вам об этом. Несмотря ни на что, я все-таки хочу вас сегодня видеть! Только не приходите поздравлять днем, а прямо к пяти часам. Поедем пикником на Дубечную.

Ваша А. Н.»

Письмо дрожало в руках у Ромашова, когда он его читал. Уже целую неделю не видал он милого, то ласкового, то насмешливого, то дружески-внимательного лица Шурочки, не чувствовал на себе ее нежного и властного обаяния. «Сегодня!» — радостно сказал внутри его ликующий шепот. — Сегодня! — громко крикнул Ромашов и босой соскочил с кровати на пол. — Гайнан, умываться! Вошел Гайнан. — Ваша благородия, там денщик стоит. Спрашивает: будешь писать ответ? — Вот так-так! — Ромашов вытаращил глаза и слегка присел. — Ссс... Надо бы ему на чай, а у меня ничего нет. — Он с недоумением посмотрел на денщика. Гайнан широко и радостно улыбнулся. — Мине тоже ничего нет!.. Тебе нет, мине нет. Э, чего там! Она и так пойдет. Быстро промелькнула в памяти Ромашова черная весенняя ночь, грязь, мокрый, скользкий плетень, к которому он прижался, и равнодушный голос Степана из темноты: «Ходит, ходит каждый день...» Вспомнился ему и собственный нестерпимый стыд. О, каких будущих блаженств не отдал бы теперь подпоручик за двугривенный, за один двугривенный! Ромашов судорожно и крепко потер руками лицо и даже крякнул от волнения. — Гайнан, — сказал он шепотом, боязливо косясь на дверь. — Гайнан, ты поди скажи ему, что подпоручик вечером непременно дадут ему на чай. Слышишь: непременно. Ромашов переживал теперь острую денежную нужду. Кредит был прекращен ему повсюду: в буфете, в офицерской экономической лавочке, в офицерском капитале... Можно было брать только обед и ужин в собрании, и то без водки и закуски. У него даже не было ни чаю, ни сахару. Оставалась только, по какой-то насмешливой игре случая, огромная жестянка кофе. Ромашов мужественно пил его по утрам без сахару, а вслед за ним, с такой же покорностью судьбе, допивал его Гайнан. И теперь, с гримасами отвращения прихлебывая черную, крепкую, горькую бурду, подпоручик глубоко задумался над своим положением. «Гм... во-первых, как явиться без подарка? Конфеты или перчатки? Впрочем, неизвестно, какой номер она носит. Конфеты? Лучше бы всего духи: конфеты здесь отвратительные... Веер? Гм!.. Да, конечно, лучше духи. Она любит Эсс-буке. Потом расходы на пикнике: извозчик туда и обратно, скажем — пять, на чай Степану — ррубль! Да-с, господин подпоручик Ромашов, без десяти рублей вам не обойтись». И он стал перебирать в уме все ресурсы. Жалованье? Но не далее как вчера он расписался на получательной ведомости: «Расчет верен. Подпоручик Ромашов». Все его жалованье было аккуратно разнесено по графам, в числе которых значилось и удержание по частным векселям; подпоручику не пришлось получить ни копейки. Может быть, попросить вперед? Это средство пробовалось им по крайней мере тридцать раз, но всегда без успеха. Казначеем был штабс-капитан Дорошенко — человек мрачный и суровый, особенно к «фендрикам». В турецкую войну он был ранен, но в самое неудобное и непочетное место — в пятку. Вечные подтрунивания и остроты над его раной (которую он, однако, получил не в бегстве, а в то время, когда, обернувшись к своему взводу, командовал наступление) сделали то, что, отправившись на войну жизнерадостным прапорщиком, он вернулся с нее желчным и раздражительным ипохондриком. Нет, Дорошенко не даст денег, а тем более подпоручику, который уже третий месяц пишет: «Расчет верен». «Но не будем унывать! — говорил сам себе Ромашов. — Переберем в памяти всех офицеров. Начнем с ротных. По порядку. Первая рота — Осадчий». Перед Ромашовым встало удивительное, красивое лицо Осадчего, с его тяжелым, звериным взглядом. «Нет — кто угодно, только не он. Только не он. Вторая рота — Тальман. Милый Тальман: он вечно и всюду хватает рубли, даже у подпрапорщиков. Хутынский?» Ромашов задумался. Шальная, мальчишеская мысль мелькнула у него в голове: пойти и попросить взаймы у полкового командира. «Воображаю! Наверно, сначала оцепенеет от ужаса, потом задрожит от бешенства, а потом выпалит, как из мортиры: „Что-о? Ма-ал-чать! На четверо суток на гауптвахту!“» Подпоручик расхохотался. Нет, все равно, что-нибудь да придумается! День, начавшийся так радостно, не может быть неудачным. Это неуловимо, это непостижимо, но оно всегда безошибочно чувствуется где-то в глубине, за сознанием. «Капитан Дювернуа? Его солдаты смешно называют: Доверни-нога. А вот тоже, говорят, был какой-то генерал Будберг фон Шауфус, — так его солдаты окрестили: Будка за цехаузом. Нет, Дювернуа скуп и не любит меня — я это знаю...» Так перебрал он всех ротных командиров от первой роты до шестнадцатой и даже до нестроевой, потом со вздохом перешел к младшим офицерам. Он еще не терял уверенности в успехе, но уже начинал смутно беспокоиться, как вдруг одно имя сверкнуло у него в голове: «Подполковник Рафальский!» — Рафальский. А я-то ломал голову!.. Гайнан! Сюртук, перчатки, пальто — живо! Подполковник Рафальский, командир четвертого батальона, был старый причудливый холостяк, которого в полку, шутя и, конечно, за глаза, звали полковником Бремом. Он ни у кого из товарищей не бывал, отделываясь только официальными визитами на пасху и на Новый год, а к службе относился так небрежно, что постоянно получал выговоры в приказах и жестокие разносы на ученьях. Все свое время, все заботы и всю неиспользованную способность сердца к любви и к привязанности он отдавал своим милым зверям — птицам, рыбам и четвероногим, которых у него был целый большой и оригинальный зверинец. Полковые дамы, в глубине души уязвленные его невниманием к ним, говорили, что они не понимают, как это можно бывать у Рафальского: «Ах, это такой ужас, эти звери! И притом, извините за выражение, — ззапах! фи!» Все свои сбережения полковник Брем тратил на зверинец. Этот чудак ограничил свои потребности последней степенью необходимого: носил шинель и мундир бог знает какого срока, спал кое-как, ел из котла пятнадцатой роты, причем все-таки вносил в этот котел сумму для солдатского приварка более чем значительную. Но товарищам, особенно младшим офицерам, он, когда бывал при деньгах, редко отказывал в небольших одолжениях. Справедливость требует прибавить, что отдавать ему долги считалось как-то непринятым, даже смешным — на то он и слыл чудаком, полковником Бремом. Беспутные прапорщики, вроде Лбова, идя к нему просить взаймы два целковых, так и говорили: «Иду смотреть зверинец». Это был подход к сердцу и к карману старого холостяка. «Иван Антоныч, нет ли новеньких зверьков? Покажите, пожалуйста. Так вы все это интересно рассказываете...» Ромашов также нередко бывал у него, но пока без корыстных целей: он и в самом деле любил животных какой-то особенной, нежной и чувственной любовью. В Москве, будучи кадетом и потом юнкером, он гораздо охотнее ходил в цирк, чем в театр, а еще охотнее в зоологический сад и во все зверинцы. Мечтой его детства было иметь сенбернара; теперь же он мечтал тайно о должности батальонного адъютанта, чтобы приобрести лошадь. Но обеим мечтам не суждено было осуществиться: в детстве — из-за той бедности, в которой жила его семья, а адъютантом его вряд ли могли бы назначить, так как он не обладал «представительной фигурой». Он вышел из дому. Теплый весенний воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за заборов густо и низко свешивались на улицу белые шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался лететь. Оглянувшись кругом и видя, что на улице никого нет, он вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи. — Милое небо! Милые деревья! — прошептал он с влажными глазами. Полковник Брем жил в глубине двора, обнесенного высокой зеленой решеткой. На калитке была краткая надпись: «Без звонка не входить. Собаки!!» Ромашов позвонил. Из калитки вышел вихрастый, ленивый, заспанный денщик. — Полковник дома? — Пожалуйте, ваше благородие. — Да ты поди доложи сначала. — Ничего, пожалуйте так. — Денщик сонно почесал ляжку. — Они этого не любят, чтобы, например, докладать. Ромашов пошел вдоль кирпичатой дорожки к дому. Из-за угла выскочили два огромных молодых корноухих дога мышастого цвета. Один из них громко, но добродушно залаял. Ромашов пощелкал ему пальцами, и дог принялся оживленно метаться передними ногами то вправо, то влево и еще громче лаять. Товарищ же его шел по пятам за подпоручиком и, вытянув морду, с любопытством принюхивался к полам его шинели. В глубине двора, на зеленой молодой траве, стоял маленький ослик. Он мирно дремал под весенним солнцем, жмурясь и двигая ушами от удовольствия. Здесь же бродили куры и разноцветные петухи, утки и китайские гуси с наростами на носах; раздирательно кричали цесарки, а великолепный индюк, распустив хвост и чертя крыльями землю, надменно и сладострастно кружился вокруг тонкошеих индюшек. У корыта лежала боком на земле громадная розовая йоркширская свинья. Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку, стоял у окна, спиною к двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул назад свое худое, бородатое, длинное лицо в старинных черепаховых очках. — А-а, подпоручик Ромашов! Милости просим, милости просим... — сказал Рафальский приветливо. — Простите, не подаю руки — мокрая. А я, видите ли, некоторым образом, новый сифон устанавливаю. Упростил прежний, и вышло чудесно. Хотите чаю? — Покорно благодарю. Пил уже. Я, господин полковник, пришел... — Вы слышали: носятся слухи, что полк переведут в другой город, — говорил Рафальский, точно продолжая только что прерванный разговор. — Вы понимаете, я, некоторым образом, просто в отчаянии. Вообразите себе, ну как я своих рыб буду перевозить? Половина ведь подохнет. А аквариум? Стекла — посмотрите вы сами — в полторы сажени длиной. Ах, батеньки! — вдруг перескочил он на другой предмет. — Какой аквариум я видал в Севастополе! Водоемы... некоторым образом... ей-богу, вот в эту комнату, каменные, с проточной морской водой. Электричество! Стоишь и смотришь сверху, как это рыбье живет. Белуги, акулы, скаты, морские петухи — ах, миленькие мои! Или, некоторым образом, морской кот: представьте себе этакий блин, аршина полтора в диаметре, и шевелит краями, понимаете, этак волнообразно, а сзади хвост, как стрела... Я часа два стоял... Чему вы смеетесь? — Простите... Я только что заметил, — у вас на плече сидит белая мышь... — Ах ты, мошенница, куда забралась! — Рафальский повернул голову и издал губами звук вроде поцелуя, но необыкновенно тонкий, похожий на мышиный писк. Маленький белый красноглазый зверек спустился к нему до самого лица и, вздрагивая всем тельцем, стал суетливо тыкаться мордочкой в бороду и в рот человеку. — Как они вас знают! — сказал Ромашов. — Да... знают. — Рафальский вздохнул и покачал головой. — А вот то-то и беда, что мы-то их не знаем. Люди выдрессировали собаку, приспособили, некоторым образом, лошадь, приручили кошку, а что это за существа такие — этого мы даже знать не хотим. Иной ученый всю жизнь, некоторым образом, черт бы его побрал, посвятит на объяснение какого-то ерундовского допотопного слова, и уж такая ему за это честь, что заживо в святые превозносят. А тут... возьмите вы хоть тех же самых собак. Живут с нами бок о бок живые, мыслящие, разумные животные, и хоть бы один приват-доцент удостоил заняться их психологией! — Может быть, есть какие-нибудь труды, но мы их не знаем? — робко предположил Ромашов. — Труды? Гм... конечно, есть, и капитальнейшие. Вот, поглядите, даже у меня — целая библиотека. — Подполковник указал рукой на ряд шкафов вдоль стен. — Умно пишут и проникновенно. Знания огромнейшие! Какие приборы, какие остроумные способы... Но не то, вовсе не то, о чем я говорю! Никто из них, некоторым образом, не догадался задаться целью — ну хоть бы проследить внимательно один только день собаки или кошки. Ты вот поди-ка, понаблюдай-ка: как собака живет, что она думает, как хитрит, как страдает, как радуется. Послушайте: я видал, чего добиваются от животных клоуны. Поразительно!.. Вообразите себе гипноз, некоторым образом, настоящий, неподдельный гипноз! Что мне один клоун показывал в Киеве в гостинице — это удивительно, просто невероятно! Но ведь вы подумайте — клоун, клоун! А что если бы этим занялся серьезный естествоиспытатель, вооруженный знанием, с их замечательным умением обставлять опыты, с их научными средствами. О, какие бы поразительные вещи мы услышали об умственных способностях собаки, о ее характере, о знании чисел, да мало ли о чем! Целый мир, огромный, интересный мир. Ну, вот, как хотите, а я убежден, например, что у собак есть свой язык, и, некоторым образом, весьма обширный язык. — Так отчего же они этим до сих пор не занялись, Иван Антонович? — спросил Ромашов. — Это же так просто! Рафальский язвительно засмеялся. — Именно оттого, — хе-хе-хе, — что просто. Именно оттого. Веревка — вервие простое. Для него, во-первых, собака — что такое? Позвоночное, млекопитающее, хищное, из породы собаковых и так далее. Все это верно. Нет, но ты подойди к собаке, как к человеку, как к ребенку, как к мыслящему существу. Право, они со своей научной гордостью недалеки от мужика, полагающего, что у собаки, некоторым образом, вместо души пар. Он замолчал и принялся, сердито сопя и кряхтя, возиться над гуттаперчевой трубкой, которую он прилаживал ко дну аквариума. Ромашов собрался с духом. — Иван Антонович, у меня к вам большая, большая просьба... — Денег? — Право, совестно вас беспокоить. Да мне немного, рублей с десяток. Скоро отдать не обещаюсь, но... Иван Антонович вынул руки из воды и стал вытирать их полотенцем. — Десять могу. Больше не могу, а десять с превеликим удовольствием. Вам небось на глупости? Ну, ну, ну, я шучу. Пойдемте. Он повел его за собою через всю квартиру, состоявшую из пяти-шести комнат. Не было в них ни мебели, ни занавесок. Воздух был пропитан острым запахом, свойственным жилью мелких хищников. Полы были загажены до того, что по ним скользили ноги. Во всех углах были устроены норки и логовища в виде будочек, пустых пней, бочек без доньев. В двух комнатах стояли развесистые деревья — одно для птиц, другое для куниц и белок, с искусственными дуплами и гнездами. В том, как были приспособлены эти звериные жилища, чувствовалась заботливая обдуманность, любовь к животным и большая наблюдательность. — Видите вы этого зверя? — Рафальский показал пальцем на маленькую конурку, окруженную частой загородкой из колючей проволоки. Из ее полукруглого отверстия, величиной с донце стакана, сверкали две черные яркие точечки. — Это самое хищное, самое, некоторым образом, свирепое животное во всем мире. Хорек. Нет, вы не думайте, перед ним все эти львы и пантеры — кроткие телята. Лев съел свой пуд мяса и отвалился, — смотрит благодушно, как доедают шакалы. А этот миленький прохвост, если заберется в курятник, ни одной курицы не оставит — непременно у каждой перекусит вот тут, сзади, мозжечок. До тех пор не успокоится, подлец. И притом самый дикий, самый неприручимый из всех зверей. У, ты, злодей! Он сунул руку за загородку. Из круглой дверки тотчас же высунулась маленькая разъяренная мордочка с разинутой пастью, в которой сверкали белые острые зубки. Хорек быстро то показывался, то прятался, сопровождая это звуками, похожими на сердитый кашель. — Видите, каков? А ведь целый год его кормлю... Подполковник, по-видимому, совсем забыл о просьбе Ромашова. Он водил его от норы к норе и показывал ему своих любимцев, говоря о них с таким увлечением и с такой нежностью, с таким знанием их обычаев и характеров, точно дело шло о его добрых, милых знакомых. В самом деле, для любителя, да еще живущего в захолустном городишке, у него была порядочная коллекция: белые мыши, кролики, морские свинки, ежи, сурки, несколько ядовитых змей в стеклянных ящиках, несколько сортов ящериц, две обезьяны-мартышки, черный австралийский заяц и редкий, прекрасный экземпляр ангорской кошки. — Что? Хороша? — спросил Рафальский, указывая на кошку. — Не правда ли, некоторым образом, прелесть? Но не уважаю. Глупа. Глупее всех кошек. Вот опять! — вдруг оживился он. — Опять вам доказательство, как мы небрежны к психике наших домашних животных. Что мы знаем о кошке? А лошади? А коровы? А свиньи? Знаете, кто еще замечательно умен? Это свинья. Да, да, вы не смейтесь, — Ромашов и не думал смеяться, — свиньи страшно умны. У меня кабан в прошлом году какую штуку выдумал. Привозили мне барду с сахарного завода, некоторым образом, для огорода и для свиней. Так ему, видите ли, не хватало терпения дожидаться. Возчик уйдет за моим денщиком, а он зубами возьмет и вытащит затычку из бочки. Барда, знаете, льется, а он себе блаженствует. Да это что еще: один раз, когда его уличили в этом воровстве, так он не только вынул затычку, а отнес ее на огород и зарыл в грядку. Вот вам и свинья. Признаться, — Рафальский прищурил один глаз и сделал хитрое лицо, — признаться, я о своих свиньях маленькую статеечку пишу... Только шш!.. секрет... никому. Как-то неловко: подполковник славной русской армии и вдруг — о свиньях. Теперь у меня вот йоркширы. Видали? Хотите, пойдем поглядеть? Там у меня на дворе есть еще барсучок молоденький, премилый барсучишка... Пойдемте? — Простите, Иван Антонович, — замялся Ромашов. — Я бы с радостью. Но только, ей-богу, нет времени. Рафальский ударил себя ладонью по лбу. — Ах, батюшки! Извините вы меня, ради бога. Я-то, старый, разболтался... Ну, ну, ну, идем скорее. Они вошли в маленькую голую комнату, где буквально ничего не было, кроме низкой походной кровати, полотно которой провисло, точно дно лодки, да ночного столика с табуреткой. Рафальский отодвинул ящик столика и достал деньги. — Очень рад служить вам, подпоручик, очень рад. Ну, вот... какие еще там благодарности!.. Пустое... Я рад... Заходите, когда есть время. Потолкуем. Выйдя на улицу, Ромашов тотчас же наткнулся на Веткина. Усы у Павла Павловича были лихо растрепаны, а фуражка с приплюснутыми на боках, для франтовства, полями ухарски сидела набекрень. — А-а! Принц Гамлет! — крикнул радостно Веткин. — Откуда и куда? Фу, черт, вы сияете, точно именинник. — Я и есть именинник, — улыбнулся Ромашов. — Да? А ведь и верно: Георгий и Александра. Божественно. Позвольте заключить в пылкие объятия! Они тут же, на улице, крепко расцеловались. — Может быть, по этому случаю зайдем в собрание? Вонзим точию по единой, как говорит наш великосветский друг Арчаковский? — предложил Веткин. — Не могу, Павел Павлыч. Тороплюсь. Впрочем, кажется, вы сегодня уже подрезвились? — О-о-о! — Веткин значительно и гордо кивнул подбородком вверх. — Я сегодня проделал такую комбинацию, что у любого министра финансов живот бы заболел от зависти. — Именно? Комбинация Веткина оказалась весьма простой, но не лишенной остроумия, причем главное участие в ней принимал полковой портной Хаим. Он взял от Веткина расписку в получении мундирной пары, но на самом деле изобретательный Павел Павлович получил от портного не мундир, а тридцать рублей наличными деньгами. — И в конце концов оба мы остались довольны, — говорил ликующий Веткин, — и жид доволен, потому что вместо своих тридцати рублей получит из обмундировальной кассы сорок пять, и я доволен, потому что взогрею сегодня в собрании всех этих игрочишек. Что? Ловко обстряпано? — Ловко! — согласился Ромашов. — Приму к сведению в следующий раз. Однако прощайте, Павел Павлыч. Желаю счастливой карты. Они разошлись. Но через минуту Веткин окликнул товарища. Ромашов обернулся. — Зверинец смотрели? — лукаво спросил Веткин, указывая через плечо большим пальцем на дом Рафальского. Ромашов кивнул головой и сказал с убеждением: — Брем у нас славный человек. Такой милый! — Что и говорить! — согласился Веткин. — Только — псих!

И льф и Петров — одни из самых заметных сатириков
и юмористов советского времени, а цитаты Остапа Бендера и других героев уже стали настоящей классикой. В данном посте предлагаю вспомнить полюбившиеся всем фразы героев.

Может быть, вам дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?

Ближе к телу, как говорил Мопассан!

Скоро только кошки родятся.

Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе!

Крепитесь! Россия вас не забудет! Заграница нам поможет!

Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка...

Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши.

— Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это - гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.

Остап прошел в комнату, которая могла быть обставлена только существом с воображением дятла.
— Вот это ваш мальчик?
— Мальчик, разве плох? Типичный мальчик. Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!

Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты.

Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость.

Это умственное упражнение, как видно, сильно вас истощило. Вы глупеете прямо на глазах.

Надо показать ему какую-нибудь бумагу, иначе он не поверит, что вы существуете.

Финансовая пропасть — самая глубокая из всех пропастей, в неё можно падать всю жизнь.

Нищим быть не так-то уж плохо, особенно при умеренном образовании и слабой постановке голоса!

Впрочем, вы можете уйти, но у нас, предупреждаю, длинные руки!... Он остался — «длинные руки» произвели на него невыгодное впечатление.

Остап быстро вырвал его из рук Паниковского, говоря:
— Не делайте из еды культа.
После этого он съел огурец сам.

Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи биттеэтвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.

Холодные яйца всмятку — еда очень невкусная, и хороший, веселый человек никогда их не станет есть.

Знойная женщина, — сказал Остап, — мечта поэта. Провинциальная непосредственность. В центре таких субтропиков давно уже нет, но на периферии, на местах — еще встречаются.

Время, — сказал он, — которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем.

— Вы довольно пошлый человек,— возражал Бендер,— вы любите деньги больше, чем надо.

Чего вы орете, как белый медведь в тёплую погоду?

Кстати, о детстве, в детстве таких, как вы, я убивал на месте. Из рогатки.

Идея — человеческая мысль, обличенная в логическую шахматную форму.

— Отдай колбасу, отдай колбасу, дурак! Я всё прощу!

— Ну что, дядя, невесты в вашем городе есть?
— Кому и кобыла невеста.
— Больше вопросов не имею.

Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице.

— А с какой целью взимается плата?!
— С целью ремонта провала.
— Чтобы не слишком проваливался!

— Эх, Киса, — сказал Остап, — мы чужие на этом празднике жизни.

Я дам вам парабеллум...

Нет, это не Рио-де-Жанейро!

Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис.

Вы не в церкви, вас не обманут.

У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм.

Я идейный борец за денежные знаки!

Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки.

Не стучите лысиной по паркету
— Вы не в церкви, вас не обманут.
— Почём опиум для народа?

Хорошо излагает, собака.

Жизнь, господа присяжные заседатели, — это сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта штука открывается просто, как ящик. Надо только уметь его открыть. Кто не может открыть, тот пропадает

Он ухаживал за машинисткой, скромные бедра которой развязывали его поэтические чувства.

Командовать парадом буду я!

Пан или пропал. Я выбираю пана, хотя он и явный поляк.

— Никогда, никогда Воробьянинов не протягивал руку!
— Так протянете ноги, старый дуралей!

— А можно так — утром стулья, а вечером — деньги?
— Можно! Но деньги — вперёд!

Половина моя — половина наша…

Раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то должны же быть люди, у которых их много.

Заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадёт, тот не возвращается.

Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?

Вот все, что осталось от десяти тысяч. 34 рубля. А я думал. что у нас еще тыщ семь на текущем счету. Как это получилось? Все было так весело, мы заготовляли рога и копыта, жизнь была упоительна и Земля крутилась специально для нас, и вдруг...

Мне 33 года — возраст Иисуса Христа, а что я сделал? Учения не создал, учеников разбазарил, бедного Паниковского не воскресил!

Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того — лучшую его часть. Пешеходы создали мир.

Бензин ваш — идеи наши.

Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья?... Не на сегодняшний день, а вообще. Для счастья. Ясно? Чтобы вам было хорошо на свете.

В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда.

Закат был чистый, наивный, будто его нарисовала провинциальная барышня задолго до того, как в голову ей пришли первые, страшные мысли о мужчинах.

Если вы видите смеющегося американца, это не значит, что ему смешно. Он смеется по той причине, что американец должен смеяться.

Можно быть милым и умным мальчиком, прекрасно учиться в школе, отлично пройти курс университетских наук — и после нескольких лет исправного посещения кинематографа превратиться в идиота.

Рио-де-Жанейро, — это хрустальная мечта моего детства, не касайтесь ее своими лапами.

Всегда есть такой человек, который изо всех сил хочет высказаться последним.

Напился так, что уже мог творить различные мелкие чудеса.

Только не надо стрелять в люстру, это лишнее.

— Вы довольно пошлый человек, вы любите деньги больше, чем надо.
— А вы не любите денег?
— Не люблю.
— Зачем же вам шестьдесят тысяч?
— Из принципа!

У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.

НУ И... КЛАССИКА - Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!